Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире - Taras Grescoe

всех коммунистов, все еще действующих в Шанхае. В течение следующих пяти лет Патрик Гивенс, начальник Особого отдела и безжалостный охотник за "красными", сделал ритуалом регулярную передачу предполагаемых "диверсантов" гоминьдановским властям для заключения в тюрьму или казни.

К концу 1935 года, когда Микки Хан пробыл в Шанхае уже восемь месяцев, в городе, по оценкам, оставалось не более сотни активных членов Китайской коммунистической партии. Предыдущей осенью Мао, изгнанный из нового убежища на юго-востоке Китая войсками Чан Кай-ши, присоединился к 86 000 бегущих коммунистических войск, совершавших первые шаги того, что стало известно как "Долгий марш".

В то время как Микки наслаждался джин-слингами на яхте сэра Виктора, войска Мао пробирались через черное, вязкое болото; половина из них погибнет в пути, в стычках с племенами или от недоедания и гнойных язв. Прошло чуть больше года, и 6000-мильный марш, кружащий на север в сторону провинции Шэньси, закончился на пустынном плато Желтой реки. Мао и его лейтенант, интеллектуал Чжоу Эньлай, получивший французское образование, вместе с 5 000 коммунистов, переживших голод, истощение и мародерство националистических сил, нашли приют в яо-дун - мрачных пещерах, вырубленных в желтой земле.

После долгих лет "заедания горечи" Мао превратился из шанхайского прачки и арендатора Сайласа Хардуна в великую надежду китайской коммунистической партии. Высокий, длинноволосый, закаленный испытаниями "Долгого марша" и теперь досконально изучивший марксистскую диалектику, он представлял собой впечатляющую фигуру. Даже Москва объявила его "проверенным и испытанным" политическим лидером партии.

В канун Рождества 1935 года, которое Микки Хан отпраздновал, запустив петарды под гангстерским столом в бальном зале Paramount, Мао на заседании Политбюро в окруженном стеной уездном городке Ваяобу, в 800 милях от Шанхая, закрепил за собой идеологическое лидерство в партии. Отчаявшись восстановить партию, он предложил собравшимся новую политику. Красная армия перестанет конфисковывать земли богатых крестьян. Местные военачальники - и даже Гоминьдан - станут союзниками, а не врагами.

"Мы - китайцы", - утверждал он. "Мы едим одно и то же китайское зерно. Мы живем на одной земле... Почему мы должны убивать друг друга?"

С этого момента, объявил Мао, конечной целью будет победа над настоящим врагом - японцами.

 

В то время Микки Хан, как и большинство жителей Шанхая, понятия не имел, кто такой Мао Цзэдун.

Она, конечно, слышала разговоры о "красных". Но для жителей Шанхайланда в 1935 году такие имена, как Киангсе и Енань, мало что значили; некоторые тайпаны даже отрицали существование Советов, а газета North-China Daily News называла Красную армию бандитами и сельскими разбойниками. Большинство иностранцев все еще пытались составить свое мнение о Чан Кай Ши, которого, несмотря на очевидные доказательства обратного, многие считали опасным левым радикалом.

Узнав Шанхай получше, Микки начала понимать его несправедливость. Для амбициозного писателя город предлагал бесконечное множество тем. Жизнь в Китае также давала некоторые очевидные материальные преимущества.

Для большинства жителей Запада переезд в Шанхай означал огромный скачок в социальном и экономическом статусе. Стоимость жизни была фантастически низкой. Костюм на заказ, сшитый лучшими портными мира с превосходной австралийской шерстью, стоила всего 6 долларов - шестая часть того, что стоило бы в Соединенных Штатах. Даже печально известные малооплачиваемые солдаты британской армии, расквартированные в Шанхае, могли позволить себе платить мальчикам в комнатах, чтобы те заправляли их кровати и начищали пуговицы.

Для Микки, которая жила в Нью-Йорке в месяцы после биржевого краха, переживая, что ее одежда становится все более потрепанной, а у столовых в Виллидже образуются очереди, Шанхай был мечтой.

"Я трачу лишь треть того, что тратила бы в Нью-Йорке", - писала она своей матери, которая умоляла ее присоединиться к ней в Виннетке, штат Иллинойс. "И мне есть о чем писать... Я пишу книгу: Я в середине работы над журналом; я в середине работы над Китаем!"

В Шанхае Микки общалась с мультимиллионерами, каждую неделю шила на заказ новые юбки и костюмы, а выходные проводила на скачках и в яхт-клубе. У нее даже был слуга - темпераментный повар, который славился непонятным деликатесом из толченого сахара, - как и в Сент-Луисе, когда она была еще девочкой. Его зарплата составляла эквивалент 5 долларов в месяц, в то время как американские фабричные рабочие получали 5 и 15 долларов в день.

"Чего я тогда не знала", - напишет Микки о своем первом годе в Шанхае,

было то, что вся эта головокружительная конструкция покоилась на рисе. Рис в 1935 году был настолько дешев, что для нас, кавказцев, он ничего не стоил. У китайцев было другое представление об этом, но я говорю о нас, невеждах. Дешевый рис означает дешевую рабочую силу. Дешевая рабочая сила в таком огромном городе, как Шанхай, означает дешевое производство: мебель, домашняя утварь, одежда и зеленая штукатурка. В спокойном неведении я сидел на вершине кучи недокормленных кули. Я не влезал в долги, наоборот, жил легко, по средствам.

Микки не сразу догадалась об истинном источнике процветания Шанхая. И уже совсем скоро она будет предоставлять убежище и материальную поддержку партизанам и окажется по ту сторону войны цивилизаций, которая вот-вот захлестнет Дальний Восток.

Однако на данный момент Микки не видела никаких причин покидать Шанхай. Она прекрасно проводила время и жила как королева.

В 1935 году, после обвала цен на серебро, националистическое правительство отменило серебряный стандарт и ограничило эмиссию валюты четырьмя крупными банками, контролируемыми правительством. В середине тридцатых годов за 1 доллар США покупали три новых китайских доллара.

После 1949 года в Шанхае не выдавались новые лицензии на рикшу; последний рикша был отправлен в Шанхайский музей в 1956 году.

На месте комплекса шикумен с тех пор стоит роскошный торговый центр. Бывшая резиденция Мао, сохранившаяся как музей, находится рядом со стейк-хаусом пятизвездочного отеля Shangri-la.

Часть 4.

"Это был очаровательный старый Содом и Гоморра, пока он существовал!"

13: Шанхай, 3 ноября 1936 года

 

Сэр Виктор положил говорящую трубку на заднее сиденье лимузина и велел шоферу ехать на запад по Нанкин-роуд. После утренней работы в кабинете Э. Д. Сассуна на третьем этаже Сассун-хауса и долгого обеда с Нанки он был настроен на веселье. После обеда ему предстояло больше удовольствия, чем дела.

После почти десятилетнего строительства все элементы Шанхая, о котором он мечтал, - города, одновременно являющегося убежищем для него самого и маяком для лучших и самых ярких людей мира, - встали на свои места. Дом Сассуна вновь поднялся из грязи Бунда, на этот